Сожалеть о минувшем поздно...

Говорят, где-то далеко-далеко, на самом краю света, на маленьком пустынном островке, со всех сторон окружённом серыми волнами Бескрайнего моря, стоит маленькая каменная хибарка. Она сложена из траченного временем и отполированного жестокими ласками непогоды чуть-чуть шероховатого на ощупь серого камня. Этот камень кажется холодным и безликим, безразличным, но если тесно-тесно прижаться к нему ухом и замереть, то рано или поздно услышишь… что-то. Шелест на границе восприятия. Какие-то едва уловимые колебания, едва заметную вибрацию, отражение эха голосов — весёлых, радостных, печальных, гневных, скорбных, возвышенных, умиротворённых, уверенных, осуждающих, просящих… все эмоции, какие только можно услышать в подлунном мире, собрались здесь. Слова неразличимы, только интонации, только общее ощущение, отражение бесчисленных отражений.

А во все пять стен каждый день, с неослабевающей страстью, бьётся ветер — холодный, неистовый, смелый настолько, что его можно назвать безрассудным. С достойным поклонения упорством он раз за разом накатывается на грубую каменную кладку, надеясь сломать её, сокрушить, разрушить. Он налетает безумствующим ураганом, и откатывается разобщённым воздушным потоком. Он взмывает в стратосферу и бросается вниз, чтобы зарыться только в бесстрастное море. Он швыряет ей в лицо миллионы маленьких солёных брызг, и в ответ получает лишь безмолвствующее презрение. Эти стойкие, безгласные камни всё так же смело встречают его напор, и ломают его, останавливают, превращая воинственность шторма в ленивую безмятежность бриза. Это очень надёжный и уверенный в себе дом.

Иногда бушующему ветру в запредельном порыве удаётся вывернуть из стены один из камней, и он празднует маленькую победу, должную стать ступенькой на пути к всеобщей энтропии… но оставшиеся в кладке лишь теснее смыкают ряды, да в их бесконечную песнь вплетается новый голос, плач скорби по ушедшему товарищу.

Это особый дом, это дом с растущими стенами. Только стены эти растут не как у всех обычных домов, снаружи, подчиняясь умелым рукам каменщиков и экспрессивному матерку прораба, нет. Эти стены растут изнутри, из земли, от самого первого, закладочного камня, который появился здесь в тот самый момент, когда первая обезьяна слезла с уютной родной пальмы, и, неуверенно балансируя на подгибающихся задних лапах, посмотрела в небо, и произнесло непослушными губами первое слово.

А в доме… впрочем, как выглядит дом изнутри, не знает никто. Окон у него нет, а единственная дверь накрепко заперта на огромный ржавый висячий замок; ключ от которого потерялся где-то в Бескрайнем океане. Впрочем, если говорить правду, он не то чтобы потерялся, а был намеренно заброшен так далеко, как только хватило силы у Безумного Ключника.

С тех самых пор хозяин хибары, такой же, но всё-таки по-своему безумный слепой рыбак по имени Морфей, каждый день и каждую ночь сидит на берегу и забрасывает в океан мягкие сети желаний, надеясь, что когда-нибудь в них попадётся и ключ. Но пока в них попадаются только сны, да души, отправившиеся ночью погулять, да так и потерявшиеся в океане Памяти, запутавшиеся в бесконечных сетях Морфея. Надо сказать, что это очень надёжные сети, сплетённые из тугих верёвок желаний, перевязанные нитями страстей, с крючьями пороков на перекрестьях. Раз в них попав, вырваться становится практически невозможно: с каждым движением душа лишь всё больше и больше запутывается в них, чтобы затем, когда придёт время, быть извлечённой на воздух, распоротой от головы до хвоста и тщательно обысканной в поисках ключа.

А потом их выбрасывают на задний двор, где они лежат неаккуратной кучкой, и гниют, и смрад уносится ветром и на многие дни пути вокруг. А Морфей скорбно вздыхает, и вновь садится на берегу, и опять забрасывает свои сети, каждый раз — с надеждой.

И так длится от начала времён. И будет длиться вечно.

г. Саратов, Россия. 2010 г.