Сожалеть о минувшем поздно...

Вечер. Старый, покосившийся дом в центре Хориниса, состарившийся вместе со своими обитателями. На лавочке перед домом сидит старик — его волосы покрыты сединой, словно инеем, так что нельзя уже и понять, какими они были раньше; обвисшие седые усы прорежены настолько, что кажется, будто их поела моль; старый костюм ополченца утратил свой первоначальный красный цвет, превратившись в нечто совсем невразумительное.

Понять, сколько же лет старику — невозможно, как шутили по этому поводу в городе — «столько не живут». Вокруг него полукругом сидит ребятня, возрастом от 3 до 8, обожающая собираться вечерками у этой лавочки — старик большой любитель рассказывать разные истории, до которых молодое поколение особенно охоче, а ему лучших слушателей и не надо.

— Да, на волка-то охотиться сейчас не легко. Раньше, бывало, достанешь свой лук, стрелу, прицелишься, выстрелишь — и волк мёртв. Одной стрелы ему за глаза хватало. А потому что охотники были — не чета нынешним. Эти-то, молодые, даже лук толком держать не умеют. В моё время по шесть часов тренировались, чтобы научиться лук держать. Чтобы только лук держать! О стрельбе даже не думали, пока не могли стоять с луком в вытянутой руке сутки, не меня позы. А эти… Первый раз только в руки взяли, пару разков стрельнули — и уже считают себя мастерами, сами уроки дают. Эх!

Старик достаёт свой кисет, вытаскивает из него немного табачку (он давно уже не курил самосад — ему привозил из столицы самый лучший табак один из его внуков), набивает трубку, по виду его ровесницу, и замолкает, пуская маленькие колечки дыма в воздух.

Тут парнишка лет 5, по виду самый бойкий, и говорит: «Деда, а вы нам прошлый раз историю про Гомеза рассказать обещали!». Остальные тоже загомонили: «Да, обещали!», «Хотим послушать!», «Расскажите!», «Историю! Историю!»

Старик делает глубокую затяжку, выпускает два колечка и говорит: «Ну, раз обещал, расскажу». И начинает свой рассказ.

— Давно это было. Вас тогда ещё на свете не было; да и ваших мам с папами тоже не было (малыши удивленно переглянулись — видимо мысль о том, что когда-то их родителей не было, ещё никогда не приходила им в голову), да и ваших дедушек и бабушек тоже, наверное. Дело было при короле Робаре II — хороший был король, жестокий малость, да только это у него с возрастом прошло. Нонешний-то наш правитель ему внуком приходится, так вот. Да. В общем, в то время перед королевством большая проблема стояла, и звалась эта проблема — орки.

— Деда, а кто такие эти орки? — спросил самый молодой парнишка, сын местной торговки Эльзы.

«Да, — подумал старик, — хорошие нынче времена, если дети уже и не знают, кто такие были орки». А вслух сказал:

— Да, орки. Жестокие создания Бельджара, вот они кто. Много они нам зла причинили, столько от них горестей натерпелись люди, столько детей стали сиротами, столько домов сгорело в огне пожарищ — всего и не перечислишь. Столько войн между нами было, столько воинов отдали свою жизнь, что просто ужас охватывает, когда об этом вспоминаешь.

В общем, орки — главный враг человека, вот кто это. Да только нет их больше — кто погиб в Священной войне, кто ушёл вместе с последователями Бельджара в катакомбы, откуда пока ещё никто не возвращался, а кто вообще сгинул без следа. И нет уже пятьдесят лет о них ни слуху, ни духу.

— А кто же такой Гомез? — спросил самый нетерпеливый, вечно ёрзавший на своём месте мальчик Бир, сын столяра Мартина.

— Подожди, мой мальчик, не всё сразу, — ответил старик, и продолжил свой рассказ, — в общем, орки тогда жутко досаждали королю, нужно было много оружия, а оружие то делали из руды. Да, вот так вот. А руду ту добывали в Минентале, в рудниковой долине.

— Это где теперь заповедник, да? — спросила Хельга, дочка торговца Курта.

— Да, дочка, верно, заповедник там нынче. Когда орков изгнали из Миненталя во время Священной войны, то оказалось, что руду-то всю выработали. Шахты позакрывали, часть затопив, а часть взорвав, и решил тогда король заповедник там устроить, чтобы знатные господа и дамы могли там отдыхать. Ну, а места-то в Минентале знатные, живности много, да и разводить специально стали — так что теперь там рай для охотников.

Ну вот, только ведь раньше там ничего такого не было. А были там рудники. А в рудниках тех работали заключённые — условия там были адские, многие гибли или умирали от болезней — потому там никто работать и не хотел, так что стали туда ссылать всякий сброд, но и хорошие ребята среди них попадались. В общем, жили там одни заключённые, да стражники, которые за порядком следили, и закон королевский соблюдали.

Но только, как я уже говорил, плохо там людям жилось, многие бежали, куда глаза глядят, лишь бы от рудников подальше — а это, естественно, королю-то не понравилось. И решил, он, значит, сделать так, чтобы не мог никто убежать оттуда. Собрал он своих самых лучших магов, и дал им задание — создать магический барьер, чтобы никто из заключённых не мог Миненталь покинуть.

Ну, маги у Робара были не такими уж слабыми, колдовать умели, король им много денег посулил, награды там разные — они и взялись. Но только что-то там у них не срослось, не рассчитали малость, видать — и пошло у них всё наперекосяк: барьер оказался ещё лучше, чем они ожидали. Захватил тот барьер не только рудники, но и весь Миненталь, магов с собой захватил, и вообще, стал таким сильным, что никто теперь не мог из него выбраться. Да, вот так вот.

Закончив эту мысль, старик закашлялся — всё-таки много ему лет было, в разных передрягах побывал, так что здоровье у него было ни к чёрту. «Проклятые рудники!» — вполголоса пробормотал он, и достал заново кисет.

— Ну вот, значит. В общем, Миненталь накрыл барьер, и теперь никто оттуда не мог выбраться. Да только не принесло это Робару такой уж большой пользы. Ведь почти сразу же заключённые взбунтовались — поняли они, что король их теперь не достанет, а потому подняли восстание, перебили всех стражников, да стали сами управлять.

— Да как они посмели! Где же был король! Да их всех надо было уничтожить! — вскричал маленький сынишка стражника Ганса.

— Оно-то, конечно так, да ведь только не было сил у короля, чтобы ещё и Миненталем заниматься. Орки-то вовсю озоровали, к столице уже подбирались, каждый солдат был на счету. А посылать войско в рудниковую долину — всё равно, что потерять его — никто же не вернулся бы.

Так что покумекал тогда король, да и решил — лучше уж с заключёнными договориться, чем воевать с ними. И в общем, договорился — в обмен на новых зеков, еду, питьё, вещицы там разные, заключённые обязались поставлять королю руду, и как можно больше. Вот так вот.

— Так кто же такой Гомез? — вновь спросил нетерпеливый Бир.

— Гомез-то? А ну так он и стал там главным, в рудниках-то. Начинал-то он простым рудокопом, да только не задержался в них долго — сила у него была, ума много, хитрости, да и жестокости тоже. Так что скоро он выбился сначала в надсмотрщики, а затем вообще стал главой всех рудокопов, руководил он ими, значит — да только понятно, как он это делал — кулаком своим, да плёткой. В общем, не любили его в Минентале.

Да только чихал он на ту нелюбовь. Хитёр оказался больно — сколотил он около себя команду таких же отморозков без стыда и совести — Торус, Шрам, Скар, Равен, ещё несколько ребят — и всё ему стало нипочём. Да и восстание он поднял только из-за того, что хотел самым первым в колонии стать, чтобы, значит, никого сильнее и могущественные его не было. А простые рудокопы-то его сдуру и поддержали — да только не понимали тогда они, что Гомез пострашнее стражников будет, да куда там — уж больно хотелось им свободными себя почувствовать, отыграться им хотелось на стражниках за всё. Вот восстание-то и подняли.

А когда всех охранников перебили, то шнапсу напились да и устроили праздник — радостные были все тогда, весёлые, даже счастливые. Вот только утром рано Гомез всех поднял, и сказал, что праздник кончился, настали трудовые будни, и надо бы поработать теперь на него. Все сразу же возмутились, дескать они раньше на короля работали, а теперь хотят отдыхать, да и плевали они на него с высокой башни.

Да ведь Гомез-то не дурак был, пока все пьянствовали, он себе ребят подбирал, из бывших разбойников, да закоренелых преступников (таких, как Декстер — тот вообще настоящим грабителем с большой дороги был, караваны грабил — когда его поймали наконец, хотели уже повесить, да только король решил, что на рудниках тот нужнее будет), оружие искал по всему лагерю, собирал его и всё такое. И утром-то выяснилось, что у рудокопов нет ни оружия, ни сильных парней — всё это у Гомеза. И пришлось им опять приниматься за работу, причём стали они работать больше, чем при короле. Так вот.

Закончив, старик глубоко задумался, пуская колечки дыма в воздух, и надолго замолчал…

Наконец, одна из девочек, Мира, произнесла, словно сделав большое открытие — пыжась от гордости за себя и свой ум.

— А как же маги, деда? Они-то куда смотрели?

Старик словно очнулся от спячки, поднял на девочку глаза, посмотрел внимательно, и пошевелив губами (как бы вспоминая что-то), произнёс:

— Маги. Да, а что маги-то. Маги, когда барьер и их накрыл, зело испугались-то. Сами подумайте, каково в такой шкуре очутиться — только что были известными людьми, а ту на тебе такое. Да и ведь среди них единения не было. Маги Огня решили, что и из такого положения можно извлечь выгоду (они всегда всё-таки больше о себе заботятся), и поддержали Гомеза — думали, что смогут управлять им.

А Маги Воды решили исследовать, что же всё-таки случилось, ну и откололись. С ними пошли ряд вольных охотников, которые занимались добычей шкур в Минентале, да те, кто попал под купол по придуманным приговорам, и кому не хотелось быть с Гомезом — такие, как Ли и его ребята. Они создали свой лагерь, и стали там жить.

Ну, Гомезу, это естественно, не понравилось, так что он всегда был с Новым Лагерем на ножах, да они тоже хороши были — у них-то договора с королём не было, обмен с ним не вели, поэтому вынуждены были охотиться и воровать у жителей Старого Лагеря — а тем это, конечно, не нравилось.

А потом от Старого Лагеря (где Гомез сидел), отделился и Болотный Лагерь — некоторым рудокопам стало казаться, что они видят разные сны, слышат голоса какого-то бога — вот и ушли они от Гомеза, чтобы свободно между собой общаться, да учение своё пропагандировать. А Гомез их и не удерживал — толку от них было мало, руду они не добывали, а потому считались лишними ртами — да, в общем, довольно безобидные они люди были.

Вот так вот, значит.

— А как же Гомез попал в заключённые? — спросила Хельга.

— А кто его знает, — сказал старик. Он ведь никогда об этом никому не рассказывал, даже по пьяне. Уж больно осторожным был. Да только слухи разные о нём ходили. Говорили, что был он личным телохранителем короля, а когда проштрафился в чём-то (то ли напился пьяным перед государем, то ли с дочкой его шашни крутил), то его сюда и сослали. Говорили, что на самом деле он был богатым дворянином, да только наглым безмерно, вот его и наказали таким образом. Говорили, что был он грабителем, как Декстер, причём такого высокого уровня, что даже дворяне не отказывались иметь с ним дело. Да только враньё всё это. Почему Гомез был сослан в Миненталь, знал только он один, а его сейчас и не спросишь. Да, вот так вот…

Тут мимо говорящего старика проходит стражник. Он останавливается, внимательно слушает его, а затем и говорит, обращаясь к детям:

— Ребята, время уже позднее, шли бы вы спать, а то ваши мамы вас заждались.

Дети понимают, что со стражником не поспоришь, разочарованно встают, прощаются со стариком и быстро убегают наперегонки.

Стражник этот смотрит сначала на убегающих детей, потом на старика и, ухмыльнувшись, говорит: «Хороший ты человек, Диего. Да только уж больно сочинять любишь. Не было этого ничего, так что перестань ты сказки рассказывать, а. И орков никто не видел, и про барьер и рудники — всё это сказки», — и медленно уходит в таверну.

А старик смотрел ему вслед и думал, о том времени, когда он был молодым и сильным, и на такие слова отвечал ударом меча. А по щекам его катились слёзы…

Автор: akmych