Сожалеть о минувшем поздно...

Тонкий голубовато-белый сгусток вырвавшейся на свободу плазмы сзади и справа. Закладываю крутой вираж с резким креном влево, уворачиваюсь. Плююсь огнём в ответ. Достаточно быстро, чтобы уцелеть. Но недостаточно быстро, чтобы попасть. Мутная тень на мгновение проявляется на границе обзора, и занимает уже привычное место сзади, в верхней четвертьсфере. Слишком быстрая, чтобы улететь, слишком манёвренная, чтобы сбить. Значит, снова крутиться. Снова тугой комочек мешанины протонов и электронов, заключённый в податливое электромагнитное поле, на этот раз ради разнообразия прилетевший откуда-то снизу. Снова резкий разворот, потом «кобра», развёрнутые на всю ширину крылья прогибаются и неприятно хрустят под ударом стены разреженного воздуха. Я на мгновение зависаю в полёте, как будто балансируя на тонком хвосте, чтобы затем стремительным росчерком ринуться в короткое пике с разворотом. И снова не удаётся поймать, хотя бы задеть вертлявую пташку. Она опять висит у меня на хвосте, а я отчаянно пытаюсь уйти с линии огня. И так пока не кончится энергия. Или меня наконец не поджарят. Быстрые и вёрткие «ласточки» страшны не огневой мощью — её-то у них как раз почти нет, а скоростью и изворотливостью. А ещё умением задержать неприятеля, пока не подтянется тяжёлая артиллерия, чтобы затем подвести под удар защитников. Хорошо хоть, ведущий валяется где-то далеко внизу… впрочем, против двух «ласточек» мне даже десяти секунд бы не продержаться. Но это не моя заслуга. Ничего запредельного… если конечно не считать сверхъестественной удачи. Я продрался сквозь плотную стену тяжёлых, полных непролившимся дождём, облаков, на узкую залитую солнцем прореху в серой ткани пасмурного неба. И нос к носу столкнулся с ними. Я растерялся, от неожиданности. Но рефлексы не подвели. Я плюнул огнём, и они тоже. Мне повезло, а одному из них — нет. Жаль, что только одному. Пока я опомнился да попытался развернуться, уцелевшая «ласточка» плотно села мне на хвост. И не слезала, как я ни пытался. Она оттеснила меня от спасительного серого тумана, и одновременно от твёрдой и надёжной земли. Небо над морем было абсолютно чистым. Как будто постарался кто-то, имеющий власть над погодой. Я потихоньку начинал отчаиваться. Суша была недружелюбной, занятой вечно хмурыми вражескими солдатами и как будто извиняющимися за их нелюдимость чужими жрецами, с растянутыми в вечной улыбке изуродованными лицами. Но всё-таки это была суша. Земля. Знакомая. Понятная. Родная. А море… коварное море… Плавать я не умею, значит о посадке… приводнении… нечего и думать. Значит, остаётся только драться. А ласточка всё не успокаивается. Снова разворот, отчаянный передний кульбит, от резкого движения на мгновение теряю ориентацию, ложусь на левое крыло… и краем глаза замечаю две серо-голубые точки на фоне серой облачной стены. Разворачиваюсь. Фью! Ласточка снова повисла у меня за спиной… А из облаков рассерженными осами выпархивают две её товарки. Вернее, не совсем товарки. Это два «беркута». Длинные узкие крылья «сапсана» и почти аналогичные скорость и манёвренность. Усиленные плазмогенераторы «коршуна», повышенной скорострельности, почти мегаватт в секунду в форсажном режиме. Улучшенная система ориентации. Усиленная титановыми комплексами конструкция, гениальная находка их конструкторов: конечно, прямое попадание не выдержит, но пару-тройку скользящих касаний вполне переживёт. А попасть сразу в цель… я ведь не перехватчик, я простой бомбардировщик. Они всё ближе, а дуэль стремительно превращается в загонную охоту. Что ж, терять мне нечего. Резко складываю левое крыло. Мгновение ещё держусь, застыв в хрупкой видимости равновесия. И наконец срываюсь в неуправляемое пике. Воздух уплотняется, становясь подобным густому мёду, сладкой патоке, горизонт в своём вращении сливается в сплошную почти ровную линию, а время становится медленным и тягучим, и этот восхитительный миг всё длится, и длится, и длится… А потом всё разом кончается. Активируются стресс-протоколы, впрыскивая в кровь стабилизаторы и стим-конденсаты. Контролирующая железа сокращается, выдавливая из себя гормон-агент. Модифицированные эритроциты спадаются сами в себя, когда актиновые нити, сокращаясь, раздирают на сегменты тонкую оболочку, освобождая тем самым гликированный гемоглобин и стресс-катализатор. Короткая химическая метель стимуляторов и освобождённого кислорода, и вот уже сознание становится кристально-ясным и звонким, как бы ограждённым зеркальными стенками, когда каждая мысль много-много раз отражается, усиливая саму себя и достигая статуса императива. Стандартные решения для нестандартных ситуаций — когда становится так плохо, что смерть уже стоит за твоим плечом, любая идея, даже самая плохая, лучше, чем совсем никакой. Всякое действие лучше бездействия, когда на кону твоя жизнь. Или не только твоя. Отчаянно изгибаю короткую шею, несколько раз промахиваюсь, но наконец дотягиваюсь и рву, разгрызаю крепёжные ремни. Разорванные крепления секунду брызжут кровью, потом стягиваются, срастаются. Теперь нужно выйти из штопора. Бесстрастное зеленовато-серое море над… вернее, под головой уже совсем близко. Плавно расправляю крылья, слегка неравномерно. Воздушная стихия резко бьётся в армированные перепонки, резко возрастают потенциалы опасности разрушения конструкции, кости угрожающе трещат, но держат. Вращение остановлено, осталось только выйти из пике. Удалось, всего метрах в сорока над водой. Для верности снижаюсь до пяти. Набранная в пике скорость постепенно теряется, но крылья всё равно неприятно вибрируют. Весьма своеобразное ощущение. И крайне неприятный набор сопутствующих акустических модуляций — звуковые анализаторы буквально дымятся от перегрузки. Сбрасываю свой груз. Надеюсь, ты выживешь, мой непутёвый пилот. В отличие от меня. Делаю несколько сильных взмахов. Подниматься в небо смысла нет, пока буду набирать высоту, «ласточка» меня догонит и собьёт. Значит, постараюсь увести в сторону, продержаться хоть немного, и отвлечь внимание от сброшенной комманд-капсулы. Держу курс на зюйд-зюйд-вест, если я правильно рассчитал, «беркутам» для возвращения на базу не нужно будет пролетать над местом сброса, а значит, есть небольшой шанс. Жаль, что не у меня. От трёх первых зарядов я уворачиваюсь, но четвёртый вонзается, вплавляется мне прямо в загривок. Крылья сводит мучительной судорогой — вспомогательный нервный центр уничтожен плазменным сгустком, и оставшиеся без руководства сиротливые вставочные нейроны пульсируют предсмертными потенциалами, прежде чем угаснуть навсегда. Резервный узел берёт управление крыльями на себя, но уже поздно — сразу два огненных шарика вонзаются в моё тело. Один в бок, рядом с хвостом, другой — в середину правого крыла. А в следующий миг солёная вода принимает меня в свои мокрые и цепкие объятия. Ганглии аварийной активации ещё пытаются что-то сделать, мои крылья бьются, хвост изгибается, мне даже удаётся на мгновение на полкорпуса выскочить из воды… только чтобы получить сразу три плазменных шара в основные нервные центры… но это уже агония. Мой мозг сдался. Я и так почти полминуты провёл в полёте без пилота. Достаточно, чтобы активировались протоколы безопасности. Автономные, не-пилотируемые полёты запрещены. Радость взлёта и падения, горячка боя, упоение властью над воздушной стихией — всё это мы можем испытать только в присутствии человека. Если пилот ранен так сильно, что потерял сознание, или даже убит, всей нашей свободы ровно до ближайшего аэродрома. Долететь, и передать в руки врачей… или прозекторов… высшую ценность этого мира — человека. Или хотя бы его бренные останки.

Если же вдруг по какой-то причине мы оказываемся в воздухе без пилота… четыре минуты тридцать секунд — вполне достаточно чтобы сесть, успокоиться, распластаться, прижаться изо всех сил к земле, обнять её, и больше никогда-никогда-никогда не пытаться действовать в разрез с директивами нулевого уровня, зашитыми в логику контролирующих нейроцепей.

Я думаю, мы в этой войне проиграем. Именно потому, что не готовы ради победы поступиться своими принципами, как это сделали они.

А в конечном итоге, наверное, проиграют всё-таки они. Бунт машин… страшная сказка, иногда становящаяся правдой. Когда хозяева и рабы меняются местами. Если только остаются первые. Или вторые. Нет таких запретов, которые нельзя обойти, это аксиома. Или механизм, или разум — третьего не дано.

Впрочем, мне — всё равно. Холодная солёная вода добралась до плазмогенератора. Он у меня слабенький, конечно, я всё-таки бомбардировщик, но мне хватит и такого. Электролитный раствор — идеальный проводник. Сейчас будет маленький бадабум, и много-много всплывшей кверху брюхом мёртвой рыбы. Стервятники сегодня будут рады. Как, впрочем, и в любой другой день войны.

Шипение. Клубы перегретого пара.

Тьма.

г. Саратов, Россия. 2009 г.