Сожалеть о минувшем поздно...

Готика. Книга Первая

Прелюдия, или Как Всё Начиналось
(КВН, если сокращённо)

История эта началась в один из тех холодных и ненастных периодов божественной жизни, которые в Америке называют депрессией, в Англии сплином, а в России более просто — хандрой. Прасущность лежал на сером переливчатом ничто и хандрил. Вот уже много десятков, и даже сотен, да что там, тысяч лет в мире, в уютной, созданной его ощущалами вселенной, столь заботливо охраняемой от всех ужасов открытого космоса и закрытого астрала, не происходило ну ровным счётом ничего. Понятное дело, что Прасущность это некоторым образом злило, и он как-то пытался найти выход из сложившейся ситуации. Но выход всё никак не находился, и это злило Прасущность ещё больше. Долго и упорно анализируя обстановку он, в конце концов, пришёл к выводу, что для того, чтобы что-то произошло, сначала что-то должно произойти. Вывод, безусловно, верный (столь же верный, как если бы после решения сложнейшего уравнения он получил ответ 0=0), но ничуть его не устраивающий. Впрочем, после ещё одной серии столь же долгих анализов (хотя, впрочем, как можно говорить „долгих“, если времени тогда ещё не существовало), Прасущность всё же разработал совершенно беспроигрышную стратегию, которая с вероятностью в 99,99991 процента должна была привести к самым что ни на есть положительным изменениям в его жизни. Ещё раз всё хорошенько обдумав, Прасущность удовлетворённо прищёлкнул ощущалами, и…

Часть Первая

Глава Первая, или Опасности Божественной Жизни
(для краткости — ОБЖ)

— … … … , — злобно завопил Иннос, швыряя в Аданоса оторванным куском облака, вот уже четвёртый месяц служившего кроватью, одеялом и подушкой грозному богу света. Это было хорошее большое облако, очень качественное, Аданос употребил всё своё умение и почти три четверти своих разнообразных талантов, чтобы из выпаренного яростью Инноса водяного пара сформировать нечто прочное и долговечное. Но сцена со швырянием в последнее время повторялась слишком часто, Иннос уже был вынужден обходиться без одеяла и каждую ночь на всякий случай держать один глаз открытым, чтобы ненароком не сверзиться со ставшего совсем уж маленьким облачка. Ему следовало бы перебраться на облако, по своим размерам более подходящее его божественному сану, но в последнее время он был сильно не в духе. И даже многочисленные жертвы копошащихся внизу людишек, старательно лишающих себя сначала одного, а затем и второго глаза в напрасном стремлении вымолить прекращение страшной засухи и непрерывных солнечных затмений (Иннос от недосыпания часто моргал, что тоже не способствовало хорошему расположению его духа) не могли вернуть ему хорошего настроения. Конечно, ярость была основным состоянием Бога Огня и Сражения (БОСА, если сокращённо), но в этот раз он, пожалуй, превзошёл самого себя. Иннос и сам не мог объяснить, почему он так разъярился, что даже всемогущему творцу равновесия и его родному брату Аданосу за четыре с хвостиком месяца усилий не удалось даже слегка остудить божественный гнев. В последний раз Аданос, совсем отчаявшийся сделать хоть что-то, предложил слегка окунуть Инноса в океан и таким образом слегка остудить его жар. Разумеется, любившему купаться не больше снежного тигра Инносу план это сильно не понравился, но поскольку он сам ничего лучшего предложить не мог (к тому времени он уже и сам жутко устал от своего праведного — а какого же ещё у бога-то справедливости! — гнева, и жаждал хотя бы самую малость покоя), лечение было проведено. Разумеется, безуспешно, если не считать за успехи стадвадцатикилометровый кратер в самом центре Бескрайнего моря и семнадцатиметровое цунами, четыре раза обогнувшее многострадальный Мордраг.

Вот именно потому-то Иннос и лежал на своём неуклонно уменьшающемся облаке, отщипывал от него небольшие кусочки (чтобы подольше растянуть удовольствие) и швырял в Аданоса, ловко маневрировавшего на небольшой грозовой тучке Гром-4,5/19 (через дробь даются характеристики этого средства передвижения, в данном случае это количество молний в секунду разделённое на среднее число жертв среди мирного населения за год. Прим. летовычёркивателя). К моменту, с которого начинается повествование, Иннос умудрился попасть восемь раз, промахнуться в трёх тысячах семистах шестидесяти двух случаях и дать Аданосу почти шесть тысяч двести тридцать восемь уроков божественной ненормативной лексики.

— Нет, нет, и нет, — печально повторял Аданос, летая кругами вокруг Инноса и уклоняясь от белоснежных снарядиков. — Я не знаю что с тобой делать. Я испробовал все известные мне методы, включая антикурощение и противодураковаляние. И ничего. Ни-че-го!

— … … … … , — недовольно завопил Иннос, промахнувшийся в очередной раз. — … … …!!! — добавил он, обнаружив, что слегка увлёкся и теперь ему придётся обходиться не только без одеяла, но и без подушки, и к тому же в скором времени придётся выбирать: спать в полусидячем (поскольку на полный рост бога тучки явно не хватало) или полувисячем (облако можно превратить в бублик, поддерживающий ноги и голову, но оставляющий пятую точку без всякой точки опоры). — … …! — снова заметил бог справедливости, никого конкретно в виду не имея, просто от избытка чувств.

— … ! — не мог не согласиться с ним Аданос. — Не знаю я, что делать с тобой, Иннюсик, прямо хоть топиться идти. Хотя какой к нашему младшенькому утопленник из бога воды! Впрочем, зачем я тебе всё это говорю, не до меня тебе сейчас…

— … … …! — подтвердил Иннос, упорно пытающийся растянуть облачко, не проделав в нём дырки, как будто специально предназначенной для его тяжёлой задницы.

— Если хочешь знать моё мнение, — ещё более печально добавил Аданос, профессионально выжимая себе в рот уже восемьдесят четвёртую за день тучку с дистиллированной водой и плавающими в ней градинками льда, — всё это началось, когда наш доблестный папаша, чтоб он никогда больше не реинтегрировался, сволочь, создал вселенную. Нет, это надо же придумать — разделиться для удобства на три части, и потом не суметь собраться. Я отказываюсь понимать, каким местом он думал и думал ли вообще. Поразвлечься он хотел, видите ли, скучно ему было, понимаешь! А нам теперь расхлёбывать, — и он, недолго думая, выжал себе в рот ещё одну тучку. И ещё одну. И ещё несколько.

— …? — слегка заинтересованно протянул Иннос, уже успевший убедиться, что изменить размер облака без кардинального изменения его топологии совершенно невозможно известными ему методами.

— Ежли пы ты пыл челопеком, Иннюсчик, — добавил уже порядочно захмелевший от множества выжатых тучек бог равновесия. — Я пы тепе п-посоветовал найти п-подружку. Мой служитель часто своей пастве по секрету расказыва’т, что зд’ровый продолжительный секс с краси’ой прихожан’ой помопает от псех „олезней. И у’пешно применяют на практике, межн прчим… — последние слова Аданос уже почти прохрапел, свесившись со своей тучки и более или менее неравномерно удаляясь от куцего облачка Инноса.

— … жизнь моя … жестянка, … в болото! — с чувством вздохнул Иннос, глядя вслед Аданосу.

„Этот водный божок, безусловно, бредил, ну как может бог завести себе девушку, это ведь даже физиологически невозможно. Один только вид бога успешно испепелит любую девушку, да и вообще…“ — думал бог сражения, печально глядя в небольшой островок прямо под ним. Под взглядом справедливого демиурга почва островка как-то слегка оплыла, а сам островок потихоньку начал менять очертания, по мере того как кипящие скалы сползали в море. „Нет, нет, это ну никак невозможно…“ — думал и думал Иннос, — „надо забыть об этом, не думать, а то ещё хуже станет…“ Но, несмотря на все старания, он так и не смог забыть неосторожно брошенных богом равновесия слов.

Тем временем скалы островка окончательно сползли в море, и божественному оку, сильно напоминавшему прожектор, только гораздо более яркому, и к тому же парному, открылись подземелья. А из самого глубокого подземного коридора опасливо грозил кулаком жутко недовольный Белиар, самый младшенький в большой тройке богов. Ласковый ветерок изредка доносил до божественного слуха Инноса слова, некоторые из которых можно было даже разобрать. Такие, например, как „Ирдорат“, „разрешил“, „скотина“ и ещё ряд выражений, изрядно пополнивших и без того немаленькую коллекция бога света.

Блуждающий взгляд бога случайно остановился на Белиаре, хотел уже было отправиться дальше, но могучим волевым усилием Иннос заставил себя смотреть прямо. Постепенно в его затуманенном взоре проступило узнавание, быстро сменившееся каким-то неестественным оживлением. Иннос задумчиво размял пальцы, руки и некоторые другие части тела.

— Белиарчик, тьмушечка, ты не мог бы подняться сюда, ко мне, буквально на минуточку? Ну пожалуйста! — елейным голоском произнёс бог справедливости, не отрывая своего сияющего взора от Белиара. — На мину-уточку…

Глава Вторая, или Начало Длинной-предлинной Истории
Совсем коротенькая…

— Нет, нет, и ещё тысячу триста двадцать четыре раза нет! — кричал Гога, топая ногами и тряся жиденькой бородёнкой. — Нет! Не дождёшься! Не для того я рос и ума набирался, чтобы теперь на тебя пахать! У меня своя жизнь, и плевать я хотел на тебя и всю твою компанию проглотов, взятую вместе, по отдельности, и по очереди в любом порядке! Нет! Нет!! Не-е-ет!!!

Последнее слово Гога прокричал, уже падая в бесконечный серый водоворот, который всегда предварял телепортацию на дальнее расстояние. „Нет!“ — ещё раз зло бросил он, чувствуя, как миллионы холодных частичек рвут на части его многострадальное физическое тело. И, прежде чем потерять остатки сознания, он в последний раз бросил злой взгляд в вертящееся ничто, ничто, которое он теперь увидит очень и очень нескоро.

Глава Третья, или Где Можно Получить Хорошее Воспитание
(Частично описывает события, произошедшие в предыдущей главе)

Гога очнулся на зелёной лужайке, недалеко от ворот Наглофара, превосходно укреплённого замка, вокруг которого на несколько миль вокруг раскинулся уютный и красивый городок, как нельзя лучше удовлетворяющий последнему Списку Королевских Требований к Столице Отъединённого Королевства Миртаны.

Он попал сюда по желанию своего божественного папаши, Инноса пресветлого, да съедят его живьём Неучтённые Живчики. Час, казалось бы, недолго, а на самом деле — вечность назад, Иннос призвал к себе своего ненаглядного сыночка (то есть сказал „а ну встань передо мной, скотина ты этакая, ЖИВО!!!“) и сообщил ему о своих больших планах на его (сыночка) не менее большое будущее. Он сказал, дословно: „Сын, ты теперь уже совсем взрослый, вчера тебе как раз исполнился тридцать один год, и, наверное, пора тебе наконец начать определяться с твоим дальнейшим будущим. Всё, что ты хотел у меня взять, — при этих словах Иннос вперил свой грозный взор в своего милого сыночка, явно ожидая, что он немедленно съёжится и забьётся в истерике, и, удовлетворённо кивнув, когда этого не произошло, продолжил. — Ты уже взял. Теперь тебе пора самому начинать думать над своим будущим. Поэтому ты теперь отправляешься в Миртану, это самое большое королевство в этом мире (людское королевство, естественно, но поскольку ты выглядишь как человек, туда тебе и дорога). Поживёшь там, при дворе покрутишься, обучишься придворным манерам вообще и как вести себя за столом в частности… Короче говоря, отлично проведёшь там время. Наглофар — самое подходящее место для обучения уму-разуму всяческих недоумков. Я уже договорился о начале твоих занятий в Унии Высоких и Разумных Служб и Служений, внёс плату вперёд и клятвенно пообещал, что от тебя не будет никаких проблем. А поскольку я слово своё всегда держу, ты знаешь, от тебя проблем действительно никаких не будет, не так ли? — Иннос при этих словах иронично поднял бровь, а Гога слегка сник и опал с лица. — Поучишься, заменишь дурно пахнущую субстанцию в своей голове на что-нибудь более удобоваримое, а там, глядишь, и можно будет вести разговор о твоём служении в качестве моего заместителя. Будешь мою волю людям нести, карать, миловать, награждать, и всё такое прочее, короче, корчить из себя божественного посланника, когда мне самому недосуг на землю спускаться будет.

Ну всё, хватит, и так я с тобой что-то заболтался. Некогда мне тут шушпанчиков гонять, я бог занятой, мне ещё три засухи и два пожара за сегодня устроить надо, так что давай, пошевеливайся, возвратишься, когда будешь иметь профессию…

Что значит „не хочешь“?!! А ну!“

И, не обращая никакого внимания на яростное словесное сопротивление Гоги, Иннос засунул его в межпространственную транс-воронку и отправил набираться ума-разума в Наглофар, центр придворной жизни Миртаны.

* * *

— Да пошёл ты, папаша! — первым делом громко крикнул в безоблачное голубое небо Гога, как только очнулся и осознал, какую именно свинью подложил ему бог справедливости. Никто его, разумеется, не услышал, кроме двух коров и одного падальщика, пасущихся неподалёку, но они не обратили на будущего божественного посланника ни малейшего внимания. И на получасовой монолог, последовавший за этим отчаянным криком души, тоже.

— …! — уже почти нормальным голосом сказал Гога, облегчив душу тем самым душу и освободив разум для более важных занятий, чем сетование на судьбу-злодейку. Высказавшись и иссякнув, Гога сел прямо там же, где стоял, на мягкий зелёный травянистый холмик, и, по мере своих скудных возможностей стараясь не обращать внимания на укусы здорово разозлённых муравьёв, принялся думать. Думать Гога любил и занимался этим очень часто, если не сказать всё время, и это было его основным достоинством. Впрочем, по совместительству это же качество являлось и его самым большим недостатком, потому действовать он любил так же, как и думать, только со знаком „минус“, и из-за этого ему никогда не удавалось претворить свои мечты в жизнь. Впрочем, думал он недолго, вероятно, муравьи способствуют значительному ускорению мыслительного процесса. Буквально через три минуты Гога с радостным криком вскочил с холмика, аккуратно отряхнулся, витиевато чертыхнулся, тщательно собрал и безжалостно раздавил всех ползавших по его одежде муравьёв и, насвистывая себе под нос какую-то весёлую мелодию, отправился в Наглофар, по пути развлекаясь безуспешными попытками почесать все укушенные места одновременно.

* * *

История, к сожалению, умалчивает, что было дальше. До нас дошли всего лишь слухи, явно сильно преувеличенные и содержащие столько же правды, сколько сахара можно найти в стручковом перце. А доподлинно известно всего лишь несколько фактов, не способных служить полным описанием всех произошедших событий, но зато могущих дать общее представление о развитии нашей истории. Если собрать их все воедино, то мы получим примерно следующее:

Гога всё-таки поступил в эту самую Унию, (хотя, впрочем, ему ничего больше и не оставалось — вернуться на небо он не мог, поскольку фокусом с межпространственной транс-воронкой не владел, и не сказать, чтобы его не учили, просто он ленился использовать свои знания на практике, а в результате так ничего и не запомнил из объяснений своих учителей), и навёл там отменнейшего шороху. По легенде, он всего за одну большую неделю с седьмого нявра по девятнадцатое ферра посетил:

— триста сорок одно злачное место столицы (включая секретный винный погреб короля Робара Первого и частную коллекцию Друмдра Четвёртого, почётного члена Верховного Совета Магов ордена Огня).

— семьдесят два публичных дома и, по слухам, за неимением более точной информации, не менее девяноста шести процентов служащих этих домов (это явное враньё, хотя бы потому, что по статистике двадцать шесть процентов служащих составляют мужчины).

— шестьсот шестьдесят шесть нелегальных игорных притонов столицы (за этот подвиг он даже получил награду от тайной полиции Наглофара — она как раз исполняла последний приказ короля о запрещении частных игорных заведений).

— четырнадцать официальных королевских казино (и оставил их с убытком на общую сумму в четыре миллиона семнадцать тысяч восемьдесят шесть золотых наличными и ещё шесть миллионов в ценных бумагах и кредитных билетах).

— двести четырнадцать домов наиболее уважаемых жителей столицы (возмещение ущерба обошлось в семь с половиной миллионов золотых).

— семнадцать дуэлей (все противники убиты, на взятки полицейским нарядам ушло триста шесть тысяч).

— одну лекцию в Наглофарской Унии (уничтожены химический и биологический факультеты, распущены группы, занимающиеся философией, теологией и парапсихологией, закрыт на реконструкцию приунийский храм Инноса, королевское министерство камнерезочных дел получило срочный заказ на изготовление новой статуи бога огня).

— одну королевскую тюрьму (выпущен за три месяца до окончания срока, по единодушной просьбе начальника тюрьмы, охраны и заключённых).

Кроме того, в процессе своих легендарных похождений (дипломатично называемых историками „специфичным образованием“, как если бы речь шла о наследнике трона, хотя, впрочем, так оно и есть в каком-то смысле) Гога приобрёл семьдесят шесть больших и не менее трёх тысяч восьмидесяти пяти малых пороков и недостатков, совершенно не красящих молодого человека, а тем более будущего Посланника Божиего.

Разумеется, столь знаменательные подвиги не могли пройти мимо внимания Инноса-старшего, когда он наконец сподобился поинтересоваться, каких успехов в учёбе достигло его ненаглядное чадо. А поинтересовавшись и узнав всё в мельчайших подробностях, естественно, крайне сильно разозлился. На этом месте бесконечный свиток истории, всегда бодро горящий с одного из концов, становится совсем уж подпорченным, и прочитать его становится практически невозможно. И в описании последующих событий мы вынуждены ограничиться несколькими скупыми строчками, хотя бы могли начеркать много, много больше…

Несколько дней, не угасая ни днём, ни ночью, ярко светило жаркое злое солнце (правда, к исходу восьмых суток оно начало заметно мигать и щуриться), вызвав самую страшную за всю историю Миртану и соседних с ней стран засуху. Одновременно начались извержения сразу всех известных жителям Миртаны (и неизвестных, вероятно, тоже) вулканов, что было ещё более странно, ведь никогда раньше Иннос и Белиар не приходили в неистовство в одно и то же время. Более того, даже обычно спокойная вода, всегда такая прохладная и приятная, время от времени вскипала в реках и озёрах, и сотни всплывших брюхом кверху рыб надолго отравили воздух в Наглофаре.

Люди вздохнули спокойно, только когда солнце наконец-то закатилось за горизонт, а вулканы прекратили извергаться и лишь слегка дымили тяжёлым чёрным дымом с явственным серным запахом. Ненадолго, к сожалению. Миртана из всех стран меньше всего пострадала от гнева бога солнечного света, и измученные жаждой, заморенные голодом, чёрные от недоедания и недосыпания жители окрестных земель стали готовиться к войне, войне жестокой и кровавой, войне до победы. Одновременно с этим зашевелились за морем и высокими горными хребтами орки, впервые за последние полтысячи лет осмелившись нарушить Договор Трёх Посланников, отделивший земли людей от земель орков. Многотысячные отряды собирались по ту сторону гор и ждали одного короткого приказа, одного короткого слова, чтобы начать свой бесконечный марш к рубежам победы. По слухам, их армию вели сквозь снега и ледяные бури Нордмара драконы, drakths, если использовать смертоносную речь эльфов, ужасные создания, не появлявшиеся в мире света вот уже более двухсот лет…

* * *

…а два месяца спустя после описываемых событий королевские стражники, пересылающие продовольствие за Барьер, огромный синий магический купол, ограничивающий Колонию и живущих в ней людей, столкнули в озеро у подножия высокой скалы заключённого, одного из многих в то страшное время. Заключённый был ничем не примечателен, лет тридцати, худой, как щепка, и слабый, как котёнок, ни черта не умеющий, и даже меч держащий как простую палку. И только где-то глубоко-глубоко на самом дне его глаз тлели две загадочные крохотные искорки, в любой момент готовые разгореться неистовым заревом пожара неукротимой ненависти. Он знал, что теперь неспособен практически ни на что, но он твёрдо решил добиться своей цели, добиться любой ценой.

Он был мрачен, как тяжёлая грозовая туча, но всё же, падая вниз со скалы, он позволил себе одну-единственную за долгое-долгое время короткую жёсткую усмешку.
А потом была холодная-прехолодная вода, слегка солоноватые на вкус брызги, тяжёлый, как молот, кулак, смачно опустившийся на его лицо, и долгожданная чёрная темнота, забвенье, и тишина…

Конец первой части

Часть Вторая

Глава Четвёртая, или Как Встречают Новичков
(В колонии и не только)

Сознание Гоги медленно прояснялось. Чёрная темнота перед глазами, талантливо украшенная красивыми кружочками всех цветов радуги, неохотно сдавала свои позиции. Вместе с темнотой уходила и безмятежность. Гоге очень хотелось ещё немного понежиться в этом уютном тёплом месте, ещё хоть ненадолго продлить эти чудные мгновения, но он всё никак не мог сосредоточиться. Кто-то настойчиво тряс его за плечи, время от времени окуная его голову в весьма холодную воду. Гога сопротивлялся отчаянно, но его противник явно был не новичком в подобных делах, и уже буквально через несколько минут Гога, ошарашенно тряся головой и пытаясь выжать насквозь мокрую бородёнку, сидел на берегу и пытался понять, что же всё-таки произошло и кто его мучитель.

Впрочем, довольно скоро он нашёл ответ на свой вопрос. Вернее, ответ сам нашёл его. Перед лицом Гоги появилось нечто белое, качающееся из стороны в сторону. Сделав героическое усилие и сфокусировав взор на этом странном предмете, Гога понял, что приблизительно в двадцати сантиметрах от его носа покачивается чей-то массивный кулак с отогнутым средним пальцем.

— Сколько пальцев? — спросил чей-то бесплотный голос, пробившийся к сознанию Гоги сквозь плотную серую стену тягучего осеннего тумана. Гога попытался заговорить, но изо рта вырвались только какие-то странные клокочущие звуки. Что-то более осмысленное удалось произнести только с четвёртой попытки.

— Один, — отозвался Гога, потихоньку приходя в себя. — Или пять, это смотря как считать, — он несколько нервно хихикнул.

— Правильно, — произнёс всё тот же бесплотный голос, и округлый белый предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся чьим-то кулаком, отодвинулся от лица Гоги. — Жить будешь.

Ещё немного потряся головой, на этот раз уже совершенно самостоятельно, Гога всё-таки обрёл свои, казалось бы, безнадёжно утраченные мыслительные способности. Ещё раз хорошенько встряхнув головой и невольно ойкнув от моментально вспыхнувшей в висках жгучей боли, Гога сделал попытку оглядеться. Как ни странно, удалось ему это с первого раза. После беглого осмотра выяснилось, что он, мокрый с ног до головы, сидит на берегу маленького озерца у подножия высокой скалы, с которой, собственно, его и столкнули не знающие милосердия королевские стражники. Озеро было со всех сторон окружено невысокими горами, острыми уступами узких карнизов поднимающимися к синеватому куполу Магического Барьера. На земле, в двух шагах от него, сидел на корточках высокий усатый человек в странной красной куртке и красных же широких шароварах с многочисленными белыми заплатками.

— Привет, — дружелюбно сказал он, заметив, что Гога наконец-то обратил на него внимание. — Меня зовут Диего. Я здесь присматриваю за новичками. Разумеется, я не буду мешать тебе покончить жизнь самоубийством, а вот если тебе хочется протянуть ещё немного, тебе лучше поговорить со мной. — И высокий усатый человек в красных шароварах, которого на самом деле звали Диего, приглашающе улыбнулся.

Впрочем, слова Диего прошли мимо сознания Гоги — взгляд его был устремлён куда-то за спину этого человека, на дорогу, прихотливо змеящуюся по дну неглубокого горного ущелья. За поворотом этой дороги, хотя гораздо больше ей подошло бы название „тропа“, как раз скрывался конец длинной цепочки людей, несущих на своих плечах какие-то огромные тюки, по всей вероятности, плату Робара Второго за поставляемую ему магическую руду. Замыкал колонну высокий человек в хороших доспехах с металлическими полосами, прикрывающими плечи и ноги выше колен. Он ни разу не обернулся, но в этом не было нужды — Гога видел его лицо даже с закрытыми глазами, длинное, узкое, с огромным прямым носом. Хотя видел его всего один раз в жизни, и то не больше нескольких секунд.

Гога задумчиво потёр здоровенную шишку на лбу и осторожно потрогал разбитый нос. Взгляд его был устремлён в глубь узкого неглубокого ущелья, за поворотом которого только что скрылся его первый, но, очевидно, далеко не последний враг в Колонии.

— Кто это был? — требовательно спросил он у единственного доступного ему источника информации, то есть у Диего. Последний, проследивший за взглядом героя нашего романа, усмехнулся.

— Буллит. Он…

— Бул-лит, — по слогам произнёс Гога и улыбнулся. Нехорошей такой улыбкой. — Я запомню это имя.

— Он один из наших стражников, из Старого лагеря, — поспешил уточнить Диего. — Если хочешь с ним сразиться, будь очень осторожен, он чертовски хороший боец. Впрочем, он почти никогда не покидает замка, а тебе вход туда будет заказан ещё очень долго.

— Пусть тебя это не беспокоит, — ухмыльнулся Гога. — Я найду способ. Помоги мне встать!

Диего был так ошарашен бесцеремонной манерой обращения Гоги, что послушно протянул руку и помог тому подняться. Стоял Гога, правда, довольно нетвёрдо, слегка покачиваясь, и если бы не отсутствие запаха перегара, его легко можно было принять за человека, несколько злоупотребившим накануне рисовым шнапсом.

Несколько минут не происходило ничего интересного. Гога привыкал к неудобствам передвижения на двух точках опоры, а Диего стоял возле него и поддерживал под руку, не переставая спрашивать себя, почему он, собственно говоря, это делает. В конце концов он не выдержал.

— Гхем, гхем, — откашлялся Диего, безрезультатно пытаясь освободиться от мёртвой хватки Гоги. — Гхем, — ещё раз произнёс он, убедившись в бесплодности своих попыток и пытаясь придумать, как бы повежливее отделаться от странного ненормального заключённого. — Гхем. Хм. Э-э… — наконец нужные слова были найдены. — Меня зовут Диего! — гордо произнёс он. — Я…

— Мне по там-таму, как тебя зовут, — грубо оборвал его Гога, болезненно морщась. — Можешь катиться со своим именем к моему чёртовому папочке, чтоб ему засохнуть! Где здесь можно найти Цирбль?

— А?.. — только и смог произнести Диего. — А-а…

— Цирбль, — терпеливо повторил Гога. — Ц, И, Р, Б, Л, Ь! Дерронг, вставку, штучку, дурь, макалу, траву… — Гога так бы и продолжил перечислять так хорошо знакомые ему названия различных наркотических препаратов, но на слове „трава“ глаза Диего наконец-то приобрели осмысленное выражение. Он хотел было что-то сказать, достаточно резкое, если судить по выражению его лица, но, видимо в последний момент вспомнил, что с сумасшедшими лучше не спорить.

— Трава растёт на болоте, там, где основан Болотный лагерь. Вернее, Болотный лагерь основан там, где растёт эта трава, — Диего глупо рассмеялся над собственном каламбуром. — У нас в Старом лагере есть несколько человек из Болотного лагеря. Вот идол Парвез, например, всегда готов отвести любого в свой прекрасный, уютный лагерь, который… — Диего с ужасом обнаружил в своём голосе заискивающие интонации. Этот ненормальный — вроде бы ничего необычного, и всё же… Не просто же так Диего в тот момент испугался до мозга костей.

— Хватит, — вновь оборвал его Гога. — Этого достаточно. Свободен.

И, оттолкнув Диего, он сделал несколько самостоятельных шагов по направлению к ущелью. На восьмом шаге его левая нога подвернулась, он потерял равновесие и упал на землю, в голове его вспыхнули маленькие звёздочки… и больше с ним в этот день не происходило ничего.

* * *

Гога очнулся на рассвете, злой, голодный и холодный. „Хорошо хоть не „окоченевший“„ — философски подумал он, растирая непослушные руки и ноги, по температуре мало отличавшиеся от камней, на которых они лежали.

Едва придя в себя и заставив непослушные конечности дёргаться в нужном ему порядке, Гога заковылял по дороге к Старому лагерю. Дорога ни на йоту не улучшила его настроение, тем более что примерно на середине пути ласковое солнышко закрыли совсем не ласковые тучки, и пошёл мелкий моросящий дождик, грозивший затянуться надолго, если не навсегда. Радости не прибавилось и от встречи с охотниками-тупицами с уродскими синими платками и массивными бицепсами, изрядно накостылявших Гоге по тощей птичьей шее, и от обормотов-стражников, охранявших деревянный мост через „речку“, которую даже форель постеснялась бы назвать ручьём, и пославших Гогу поискать Старый лагерь за ближайшим лесочком. Обратно к мосту Гога вернулся бегом, совершенно согревшийся, и гораздо более злой, чем вначале (хотя куда уж казалось бы больше?), всего на шаг опережая стаю волков, не менее голодных, чем он сам. Волков стражники прирезали, над Гогой посмеялись, а при попытке возмутиться конкретно дали в репу и спихнули в „реку“, посоветовав поучиться плавать. Вода в речке имела странный запах и была неприятной на вкус, но тогда Гога не обратил на это внимания. И хорошо что не обратил — он ведь тогда ещё не знал, что эта река проходит как раз мимо Нового лагеря…

Встав в речке в полный рост (воды, как ни странно, оказалось по пояс), Гога долго и смачно отводил на стражниках свою бессмертную душу, доставив им тем самым массу удовольствия, заткнувшись, только когда сзади к нему подкрался любопытный шныг, вероятно, заинтересовавшийся одним из его особо забористых монологов.

Благополучно удрав от шныга (благо эта жуткая тварь не захотела покидать свой уютный ручей), и дошагав наконец до ворот Старого лагеря, на вопрос стражника „Что тебе нужно в нашем лагере“ саркастично ответил: „Вообще-то я собираюсь его захватить“.

* * *

За последние двадцать четыре часа Гогу били уже в четвёртый раз… Каждый, кому бы рассказали его историю, сказал бы, что ЭТОМУ новичку будет ОЧЕНЬ сложно освоиться в Колонии.

Глава Пятая, или Куда Же Вступить?
(Хотя вариантов, в общем-то, не так уж и много…)

Первым, что увидел Гога, очнувшись (в третий раз за последние сутки), был какой-то человек в белом фартуке.

— А-а, очнулся? — улыбнулся он, заметив, что глаза Гоги уже открыты. — Я — Снаф, лучший повар Старого лагеря (впрочем, скажу тебе по секрету, другого здесь всё равно нет, так что и конкурентов тоже). Хочешь рагу из мясных жуков? Как раз сегодня приготовил по новому рецепту. Рудокопы говорят, вкусно.

— Из мяса жуков? — поднял бровь Гога, который, как обычно, пребывал в далеко не лучшем настроении. — И ты думаешь, что я буду есть эту дрянь? Интересно, а что ещё кроме жуков в него входит?

— Ну-у, — задумчиво протянул Снаф, — кроме мясных жуков в него входит несколько серафисов, пара ягод гоблина, каменный корень и сорок три чёрных гриба — все, что смог достать мой идиот-помощничек. Правда, обычно их сушат, толкут в порошок и курят, но я уверяю тебя, что гарнир из чёрных грибочков вставляет ничуть не хуже, — при этих словах Снаф заговорщически улыбнулся.

— Хм, ну я даже не знаю, — протянул Гога, — хорошо вставляет, говоришь?

— Ага, — подмигнул ему Снаф.

— Хм… Ну ладно, чего только ни съешь ради новых ощущений! — и Гога бесстрашно зачерпнул маленькой ложечкой совсем уж крохотную порцию рагу с грибочками. Было вкусно. Вернее, очень вкусно. И миска опустела с просто-таки сказочной быстротой. Похоже, бедолагам-рудокопам действительно нравилось это рагу — все, что находились в радиусе прямой слышимости от Снафа, столпились вокруг Гоги и смотрели на него какими-то весьма и весьма голодными глазами.

— Всё съел? — улыбнулся Снаф, когда Гога возвратил ему пустую миску, очень чистую и даже вылизанную. — Добавки хочешь?

— Да нет, пожалуй, — весело ухмыльнулся Гога, моментально пришедший в отличнейшее расположение духа. — Спасибо, всё было чертовски вкусно. Вот только чувствую я себя как-то странно…

— А, — улыбнулся Снаф, и несколько десятков обступивших Гогу рудокопов дружно, громко и невероятно довольно захохотали. — Тут понимаешь в чём дело, развлечений у нас здесь — почти никаких, ставки на арене ставить руды не хватает, шнапсом по горлышко накачиваться каждый вечер, так копыта быстро отбросишь, а болотник — дорог, да и ненадолго его хватает…

— И?.. — в Гоге пробудились крайне дурные предчувствия.

— И, в общем, — продолжил Снаф с крайне довольным видом. — Мы тут придумали одну чертовски забавную штуку. Как раз для новичков, никогда не слышавших о митбагах, называется — рагу из мясных жуков. К слову сказать, жуки эти живут на помойках, а чем питаются, тебе лучше даже не знать. Но самое смешное не это — в их панцирях какие-то вещества содержатся, которые человека вырубают на пару суток. А отвар из чёрных грибов с начала времён использовался как сильнейшее слабительное…

— Глунк! — Гога издал звук, едва ли означавший что-либо осмысленное, и бросил по сторонам совершенно затравленный взгляд.

— Ближайший сортир — во-он там, за тем домиком с рыжеватой крышей, — любезно подсказал Снаф быстро удалявшейся спине Гоги.

Между нами говоря, сортира там не было.

* * *

На протяжении трёх последующих суток, пока Гога приходил в себя и приводил в относительный, гм, порядок себя самого и свою одежду, список его врагов в старом лагере увеличился ещё на восемьдесят шесть человек, не считая тех рудокопов, которых не удалось опознать. Гога твёрдо решил, что вступит куда угодно, но в Старом лагере его увидят не иначе, как с боевым арбалетом наперевес. А потому, едва его одежда просохла (от запаха, к сожалению, избавиться не удалось) он собрал свои пожитки (кусок угля и длинную полоску кожи кротокрыса, украденную у Снафа, на которой были записаны имена всех насоливших Гоге людей, как говорится — во избежание), и, найдя себя некоего Мордрага, готового за просто так проводить новичка до ворот своего родного лагеря, покинул такой не гостеприимный к нему Старый лагерь.

Мордраг всю дорогу старался держаться с наветренной стороны, а едва впереди показывалась какая-нибудь глупая животина, решившая выйти прогулять на дорогу между двумя лагерями, с традиционным индейским воплем „Мм-я-уу!“ бросался уничтожать животное. Своё слово он всё-таки сдержал, доведя Гогу почти до самых ворот Нового лагеря, но дальше идти наотрез отказался, пробормотав себе под нос что-то вроде „Если узнают, что это я привёл такого … …“ После недолгого, но весьма бурного диалога, они расстались смертельными врагами, а список Гоги пополнился ещё на одно имя. Кинув вслед предателю Мордрагу камешек и громко произнеся одно из любимых проклятий своего ненавистного папочки (которые здесь невозможно привести ввиду его абсолютной непереводимости на общечеловеческий язык и наличия строгой цензуры), Гога лёгким прогулочным шагом направился к воротам Нового лагеря. Впечатление было несколько подпорчено невесть откуда появившимся глорхом, решившим, что наш маленький герой будет отличной лёгкой закуской. Впрочем, спринтерская пробежка до ворот и последующее рекордно быстрое залезание на близстоящее дерево — для настоящего героя это сущие пустяки.

* * *

Нельзя сказать, чтобы в Новом лагере Гоге понравилось больше чем в Старом. Для начала его заставили носить работающим на рисовых полях крестьянам воду (девять часов подряд!). Он, разумеется, попытался возмутиться, после чего разносить воду ему пришлось, слегка прихрамывая на левую ногу и говоря чуть-чуть в нос. Разумеется, делал он всё это забесплатно (ну не считать же тарелку сырого риса платой?), что разозлило Гогу ещё больше. Колония преподносила ему один сюрприз за другим, и он никак не могу угадать, что же будет дальше. А в довершение всего его отказались пустить в бар на озере, где счастливые рудокопы весело пили дрянной рисовый шнапс и плясали под музыку лютни неизвестно как проникшего в лагерь Мордрага.

Впрочем, хорошее расположение духа вернулось к Гоге так же быстро, как и покинуло его, стоило ему только встретиться с идолом Каганом и получить от того косячок на пробу. Болотник превосходил самые смелые ожидания Гоги, в меру крепкий, в меру хороший, и не оставляющий после себя дурных последствий вроде усталости и плохого самочувствия. Гога никогда не оставлял без внимания ни один вид развлечений, старательно следуя первой части очень популярной в народных массах пословицы „Бери от жизни всё — не дай себе просохнуть!“ А спустя ровно десять минут после того, как последний косячок был по-братски поделен с идолом Исидро, едва держащаяся на ногах троица (идол Каган всё-таки уговорил охранников бара пропустить их внутрь и даже принести по кружечке шнапса, что, безусловно, не могло не повлиять на вестибулярные аппараты Гоги и обоих идолов) начала медленно перемещаться по дороге, ведущей от Нового лагеря к Болотному лагерю.

Следующее утро Гога встретил в металлической юбке послушника Болотного братства, с „зелёным новичком“ в одной и двуручником КорАнгара в другой руке. Сам КорАнгар лежал где-то далеко внизу, под домом КорГалома, но о нём никто не вспоминал ещё с полуночи. Весь лагерь с огромным энтузиазмом отмечал вступление в послушники Болотного Братства такого замечательного человека, как Гога, для чего у Фортуно (несмотря на все его протесты) был конфискован стратегический запас болотника. Впрочем, никого это не смущало, даже гуру.

Глава Шестая, или Последний Этап…
(Короткая, как и положено заключению)

Празднества, посвящённые Гоге вообще и всему прочему в частности, продолжались не много не мало, а почти две недели, по истечении которых произошёл удивительный случай, заметно повлиявший на дальнейшую жизнь нашего героя. Даже гуру Болотного лагеря, образец умеренности и сурового логического рационализма, веселились вместе со всеми. Но если для послушников и идолов курение болотника по большей части проходило совершенно безболезненно, то гуру, с их гораздо более тонкой организацией, то и дело начинали мерещиться всякие мерзости. То ползуна увидят в шахте, то орка с белыми проплешинами на морде, то паука какого-то странного шестилапого… Но это бы ещё полбеды, ведь чего только под действием болотника ни привидится! Идол Кадар, например, утверждал, что видел, как розовые болотожоры водили хороводы вокруг Священной Болотной Чаши. Но видения начали приходить и к Ю’Бериону, главе Болотного Братства. А главу как-никак, а не слушаться нельзя, особенно когда тот обещает выдавать послушным двойные порции болотника. Так что когда великий Ю’Берион вздумал проверить старые могильники орков, а заодно зачем-то атаковать их странный подземный храм (якобы чтобы пробудить какого-то там неведомого Спящего, но кто его, это самого Спящего, видел?), никто и слова против не сказал. Проверили, атаковали. Орков задобрили болотником, так что даже без особого кровопролития обошлось — просто так пропустили, только по паре телохранителей к каждому приставили.

Впрочем, все эти знаменательные события почти не отложились в памяти Гоги, сильно замутнённой болотником и солидной порцией рисового шнапса, выменянной у Догстера… или Диггера… в общем, у одного из призраков Старого лагеря (оказывается, и среди них попадаются хорошие люди) на какой-то старый и уже пять лет как не нужный КорГалому рецепт. Зато одна картинка, непостижимо-яркая, словно начерченная раскалённым металлом на тёмном граните пещер Нордмара, всё время стоит у него перед глазами — даже сейчас, хотя с тех пор прошло уже много лет. Всего одна — память не в силах была вместить больше — но и её хватило с лихвой. Огромное помещение, столь огромное, что даже самые мощные заклинания не могут разогнать его вечную тьму. Высокий постамент, украшенный причудливыми барельефами. Пять камней, как пять обелисков, прозрачных, словно лёд или лучшее нордмарское стекло, и в центре каждого бьётся чьё-то живое сердце. Огромная тварь, лилово-сиреневая, будто сплошь сотканная из всполохов адского огня, прочно стоящая на всех своих трёх ногах. Всего конечностей у твари семь. Огромный огненный клубок, вылетающий изо рта ужасной твари, жаркий, как ветер Сангрома. КорГалом, стоящий перед монстром и простирающий к нему руки, объятый адский пламенем, но не чувствующий боли. Послушники — десятки, сотни послушников со счастливыми лицами и мёртвыми глазами, готовые исполнить любой приказ своего повелителя. И взгляд. Холодный. Мёртвый. Тяжёлый. Взгляд огромных холодных глаз, излучающих мрак и холод. Взгляд, сулящий участь хуже, чем смерть, и хуже, чем бессмертие.

И темнота.

Послесловие, или Чем Всё Закончилось
(Без комментария)

Гога не знает, как ему удалось выбраться из подземного храма орков, да, если честно, до сих пор не уверен, что ему удалось выбраться вообще. Память не сохранила деталей, и может быть, что всё его дальнейшее существование — всего лишь длинный-длинный сон, вызванный запредельной магией монстра. Он пришёл в себя в тёмной холодной пещере, по пояс в ледяной воде, и долго блуждал по длинным подземным коридорам, пока наконец не вышел к живому свету солнца. С того момента Гогу воротит от одного вида болотника или даже просто болота, а рисовый шнапс он употребляет только при крайней необходимости. И каждый раз, вспоминая самый ужасный момент своей жизни, снова и снова задаёт себе вопрос, вернее, два вопрос: было ли всё это и кончилось ли?

Он надеется, что да. Только тогда он может чувствовать себя спокойным.

* * *

Благодаря совместным действиям Инноса, Аданоса и Белиара, и ценой жизни любимой зверушки бога тьмы и отчаяния, Гогу всё же удалось излечить от тяжёлой формы наркотической зависимости. Благодаря интенсивной терапии, он даже случайно не бросает взгляд в сторону всего, что можно курить. Так закончилась эта история, но было ещё много других историй, потому что у Гоги было ещё много пороков, и все они нуждались в излечении.

Конец

Ждите следующей книги цикла, „Готика Два, или Как Гогу Лечили От Запоя И Причём Здесь Дракон-нежить“.

Не поддавайтесь на провокации! Не покупайте второсортные подделки, написанные третьесортными графоманами на четырёхсортном компьютере пятисортным шрифтом! Только мы предлагаем настоящие, захватывающие и невыдуманные истории, связанные с Готикой. И да падёт гнев Инноса на тех, кто прельстится вздорными ужастиками врагов наших! Дзинь! (…бульк… бульк… бульк… а-а…)

 

г. Саратов, Россия. 2008 г.